Обычно воровством промышляют старые пчелы, «лысые». Волоски на спинках давно уже вытерлись, выпали, обнажился черный хитиновый покров. Старую пчелу всегда легко узнать. Она как будто потеряла свой пушистый серый свитерок и нарядилась в черную хромовую кофту. Далеко в поле лететь уже не в силах, крылья износились, и в родной улей без нектара в зобике ее тоже неохотно пускают. Нахлебница! Вот она и летает возле чужих домиков: авось удастся чем-то поживиться. И зачастую умирает от чужого жала.
…Пчеловод, раздвинув гнездо, вынул рамки, поставил их около улья, открыл свой переносный ящик, извлек рамку с пергой, а закрыть забыл… Срезал с сотов печатку (обрезки с медом упали на землю), нож обтер о край улья… Чужие пчелы, пролетая над раскрытым ульем, сразу же опускаются на брусочки и проникают в гнездо. Там с жадностью набрасываются на мед, наполняют им до предела свои зобики и через леток свободно выбираются наружу. Они уже слегка пропитались и чужим запахом (сторожевые пчелы не задержат), и вот делают взлет, вокруг улья описывают два-три витка, запоминают чужой дом. Летят, оставляя за собой в воздухе невидимый пахучий след. Это — дорога для своих сестер. В своих ульях на сотах, освободившись от меда, они совершат круговые танцы, быстро, припрыгивая и описывая круги. За ними стремительно, тоже вприпрыжку, пойдут другие. Целый хоровод! Танец, как азбука Морзе, расскажет, где находится мед. Кроме того, в воздухе душистый след… К чужому улью устремились десятки, сотни пчел. Они лезут напролом, их, воровок, теперь уже много. Хозяева выкучиваются у летка и набрасываются на грабителей. Идет отчаянная борьба и она может окончиться плачевно для мирного улья: убыот матку, осажденные будут сломлены, весь мед унесен. И все это может произойти не в ту минуту, пока гнездо осматривал пчеловод, а позже, час спустя, например.
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.