автор: Ivan | категория: Разное | Просмотров: 4031
Медовые страсти
Пчелок мы видим летом. А зимой? Зимой они спасаются от холода. Спасение их — обильная калорийная пища — мёд (в крайнем случае подкормка — сахар) и сохранение тепла в тесном сообществе. При 18 градусах пчелы сбиваются в плотный ком с маткою в центре, где температура всегда постоянная — плюс 35. Меняясь местами, пчелы медленно перемещаются от периферии к центру и обратно и так зимуют в дупле или прикрытом снегом улье. Особенно зимостойка башкирская пчела бурзянка. При обилии корма зимующая в лесу семья переносит наружный холод до 50 градусов. Но если температура в плотном единении тел опускается ниже 8 градусов тепла — семья погибает. Пчеловоды всё это знают. В умеренных зонах они оставляют ульи на пасеке, а где морозы покрепче — переносят на зиму в омшаники, поддерживая в них умеренное тепло. Повышенье температуры в гнезде зимою для пчел тоже губительно. В тропических странах температурных проблем у пчел нет. В Дели я видел пчелиные соты, свисающие «языками» в стрельчатых проемах храмов прямо на воздухе, ничем не прикрытые.Боятся пчелы дыма. Поэтому в руках первобытного добытчика меда был пучок зажженной сухой травы или веток, а у пасечника сегодня — пыхтящий дымарь. Боязнь дыма — результат эволюции. За миллионы лет пчелы пережили несчетно лесных пожаров. И запах дыма вызывает у них тревогу, стремление удалиться от опасного места.Что касается сокровища, запасенного на шесть зимних месяцев, то пчелы готовы сражаться за мёд, не щадя жизни. Всем известно, что насекомые эти чувствительно жалят. Кара настигает всякого, кто попытается проникнуть в прилетную щелку улья. Пчел из другой семьи или, например, ос, мышей хозяева улья жалят насмерть — на помощь стражам возле летка приходит «семейное ополченье». Многие животные это хорошо знают и пчел не тревожат. Но больно уж вкусен мёд, чтобы не поддаться соблазну! И любителей сладости много. Самих пчел на лету ловят щурки (мясо вместе с десертом), синицы иногда садятся на прилетную доску улья и, постукивая клювом, выманивают наружу жильцов. В лесу пчелиным дуплом интересуются дятлы, куницы. Древние сборщики меда от куниц закрывали щель в борти дощечкой. Но её раздалбливал дятел. Вешали против дятлов еще и щиток из прутьев. Но долгая жизнь бок о бок рождает союзы под названием симбиоз. По наблюдениям башкирских бортников, дятлы объединяются в добывании мёда с куницами. Зверьки прогрызают щель в «занавеске» из прутьев, а дятел долбит дырку в древесной закладке. И награда ожидает обоих.Но первое место по желанию завладеть мёдом с давних времен числится за медведем. Даже название зверя связано с умением ведать, находить мёд. Он это делает быстрее бортников, определяя нахожденье жилища пчел по их полету. Когда человек стал принуждать пчел делиться своим богатством и даже готовить им дупла для жизни, медведь-медолюб сделался конкурентом людей, и надо было что-то придумать для отваживанья зверей от бортей. И ведь придумали, да как остроумно!Как раз против щели в дупле на прочной веревке подвешивали тяжелый обрубок бревна. Лезет лапой медведь за мёдом, а бревно ему очень мешает. В раздражении зверь толкает его от себя, и чем сильнее толкнёт, тем больнее, вернувшись на прежнее место, бревно (токмак по-башкирски) его ударит.А на пасеке часто медведь оставляет человека в убытке. Если ульи стоят вблизи озера или речки, зверь ночью хватает улей в охапку — и в воду. В притопленном домике пчел жизнь замирает, и мишка спокойно вместе с сотами мёд поедает. В Горном Алтае мне показали шкуру медведя, висевшую на жердях. «Озеро близко — одолел косолапый. Пришлось наказать». На пасеке поставили корыто с хмельной медовухой. Зверь, захмелев, уснул там же, где «пьянствовал», и поплатился жизнью.В Африке я много раз видел местные пасеки. Они представляли собой дуплянки, на деревянных крючьях повешенные на деревьях. С таких же дуплянок начинались пасеки почти повсюду. Позже дуплянки сменили улья. Их стали делать в виде ящиков, в виде домиков, похожих на жильё человека. Видел я ульи соломенные, рубленные из бревнышек, круглые, как башни, из пластика (ими увлекается знатный пчеловод Москвы Юрий Михайлович Лужков).Интересен африканский союз двух животных, страстно любящих мёд. Это птичка медоуказчик и зверь, похожий на барсука, с названием медоед. Птичка находит в земле пчелиные гнезда, но добраться до мёда и воска она не может, нужен союзник. Иногда им становится человек, но чаще все-таки медоед. Птица полетом своим, с приседаньем на ветки, манит, зовет компаньона и приводит его к гнезду пчел. Длинными и острыми когтями медоед разоряет гнездо и жадно съедает мёд. Конечно, кое-что остается и птице-наводчику на добычу. Ест она, как утверждают, не только мед и пчелиных личинок, но также и воск, являясь, пожалуй, единственным существом, способным переваривать этот продукт.Ну а пчелы? Легко ли они расстаются с богатством, собранным с фантастическим трудолюбием? Конечно, они ополчаются на любого грабителя, и оружие у них сильное. Жало пчелы устроено так, что, смахнув защитницу мёда, от яда не освободишься — жало остается в теле грабителя. При этом пчела погибает — вместе с жалом теряет и внутренности. Но эта жертвенность окупается — оставшееся в теле оружие продолжает источать яд. В больших дозах он смертелен даже для человека.В первый год работы в «Комсомольской правде» я помню статью, в которой рассказано было о гибели подвыпившего шофера, которого занесло неизвестно зачем на пасеку. Атакованный пчелами, он лег в картофельную борозду и погиб от яда. Газета обвиняла пасечника: де, развел он очень свирепых пчел. Но вины пасечника, разумеется, не было. Виноват был сам пострадавший — запах алкоголя и вторженье на пасеку привели пчел в ярость.Я сам однажды тоже попал в переплет. На родине в Воронежской области мы с другом, как обычно, на велосипедах отправились в лес. Тропинка вела по живописному месту: с одной стороны — опушка липовых зарослей, с другой — поля цветоводческого совхоза. Каждое лето с округи привозили сюда сотни ульев — очень хорошим был медосбор. Со многими пасечниками был я знаком и каждый угощал мёдом. Помню, день был солнечный, и мы, потные от тепла, меда и крепкого чая, поспешили к речке, протекавшей километрах в двенадцати от злачного места.Последний улей в пестром таборе разномастных пчелиных домиков стоял возле самой тропинки. Обогнуть бы его стороной, но решил: проскочу. Не проскочил! И подвергся атаке пчел. Надо бы крутить педали живее, а я соскочил с велосипеда и стал давить пчел на руках, на голове. Помню специфический запах яда. Для всего улья это был сигнал: «Сюда! Грабят!» Вскочив на велосипед, проехал я сотни две метров и почувствовал: теряю сознанье. Подошвы горели, как будто под ногами была сковородка, сердце бешено колотилось, мир в глазах помутился — стал «нерезким», как бы в воду опущенным. Я лег на землю и не сказал, а прошептал подъехавшему приятелю: «Скорее к пасечникам! Спроси, что делать». Через три минуты друг появился. «Сказали: скорее в воду!» Идти я не мог. Друг доволок меня до болота, кишевшего лягушками и ужами. В воде, высунув только нос, сидел я не менее часа, пока деревья и все кругом приняло обычные очертанья, и я кое-как взгромоздился на двухколесный снаряд.Бывать на пасеках после этого случая я не боялся, но всегда помнил: с пчелами шутки плохи — добро свое стерегут они бдительно.А что касается заголовка этой беседы, то в нём — строчка старинной песни, я слышал ее от деда Павла, и хорошо пела её в нашей редакции, когда что-нибудь «отмечали», буфетчица Оля Поспелова. Пенье она сопровождала движением рук и всегда вызывала у нас восторг и желание подпевать: «Пчелочка златая: жужу-жужу-жу…»
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.