Давным-давно на Алтае я как-то встретился с интересным человеком. Его односельчане называли пчелиным гипнотизером, а некоторые принимали его за колдуна. Приехал я на пасеку. Меня встретил человек средних лет с черной кудрявой бородкой, приятной улыбкой, веселый, подвижный. Он держал в руках дымарь. Улыбнувшись, указал рукой на березу. На ее суку привился огромный рой. Висел он черной кавказской шапкой. Пасечник взял в руки большой, согнутый из лозы обруч, обшитый, как барабан, белым льняным полотном. Полотно провисало и заканчивалось в середине рукавом с затянутыми шнурками. — Идемте снимать рой,— пригласил меня пасечник. — Так надо сетки надеть. А то, чего доброго, изжалят. Он усмехнулся и направился к черной бороде — рою. Пустил на него из дымаря несколько густых клубов дыма, положил дымарь на траву и подставил полотняный круг под рой, который неожиданно для меня вдруг осыпался на этот круг. Ни одна пчела не шевелилась, все спали. Пасечник подошел к открытому, заранее заполненному рамками улью, развязал (дернув за шнурки) рукав круга, и пчелы высыпались на рамки. Минут через десять они зашевелились, очнулись и, как ни в чем не бывало, занялись своим обычным делом. Тут же при мне он проделал еще одну операцию. — Вот в этом домике,— сказал он,— живут пчелы без матки, а в этом обитает средняя семья с маткой. Я их сейчас объединю, и они забудут свое прежнее местожительство и также не будут знать, кто из них свой, кто чужой. Все будет тихо-мирно. Ни одна пчелка не погибнет. Он подошел к первому улью, пустил из дымаря несколько клубов дыма. Пчелы сначала зашумели, но вскоре все смолкли, уснули. Он ссыпал их на полотняный круг. И со второй семьей проделал то же самое. Затем отнес круг к новому улью, развязал рукав, пчелки высыпались на рамки и буквально на наших глазах начали шевелиться, проснулись и занялись работой. Пасечник объяснил свой фокус:
— В дымарь на раскаленные угли я засыпаю наперсток азотно-аммиачной соли или кладу сухой гриб-дождевик. От такого дыма пчелы, как вы видели, впадают в обморочное состояние и осыпаются, как мертвые. Матка обычно лежит сверху пчел, а поэтому ее легче отыскать. Пчелы после подкуривания теряют до некоторой степени память, забывают место своего жительства.
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.